Any answers?
Очерк об одной из жизней Грингрейва.
варнинг:
без редакции, опечятки, ошибки, и прочая ересь.
темное время
Я привык думать с тех пор, что моя жизнь делится на три периода.
То что была до прыжка, то, что случилось после того, как я вернулся к Змею, и полтора года межу
этими жизнями. Память с трудом удерживает некоторые моменты этого времени, и всякий раз меня совершенно безнаказанно гложит совесть, хотя этому нет никакой причины. Я был свободен, и был волен делать все, что захочу. От этого ли мне так противно вспоминать то время? Я всегда был заключен в какие-то рамки. Обязательств, работы, отношений. А тут я остался полностью свободен от всего. Меня никто не интересовал, у меня не было работы, я жил на халяву и делал с собой, все, что хочу. Тогда я не был собой.
Первым шагом к саморазрушению стал рецепт, позволяющий мне курить траву в лечебных целях. Меня мучали ужасные мышечные боли, посему первое время я курил действительно по назначению. Но потом количества курева превысило все допустимые нормы. Первый месяц после больницы я пребывал в таком черном угаре, что даже не помню себя лысым. И слава богу. Олли гораздо позже рассказывал мне страшные истории, как я затаскивал домой ужасных с виду пидарасов, устраивая в квартире самые отвратительные вещи, которые только можно представить. Но это же был не я. Я бы никогда не стал делать такого.
Еще он рассказывал, что не смотря на все, это было единственное время, когда я был похож на мужика. Не трудно представить. Оборванец, от которого постоянно пасет куревом, бритый налысо и в черных очках. Не знаю зачем я их тогда носил. Я действительно помню очень мало, но был вечер, который отпечатался в моей памяти гораздо более четко. Я люблю шутить на такие темы, но тогда меня чуть не продали в качестве шлюхи каким-то арабам. Ужасно, я не представляю как меня вытащили. Помню, Лидия устроила мне ужасную трепку, и я немного пришел в себя. Но продолжая курить как дьявол, я решил заявиться к своей банде паркурщиков и официально уйти. Надо было сделать это сразу, ведь на тот момент я был не способен заниматься паркуром.
Меня не узнали.
- Как ты докажешь, что и есть Таймер?- объяснять им очевидное было бесполезно. И хотя они прекрасно знали что я лежал в больнице, чуть не погиб, и меня начисто обрили, в их галазах читалось недоверие.
Я был вынужден скинуть куртку, не смотря на позднюю осень, чтобы продеманстрировать татуировку. Тогда, помню, повисло молчание, и главарь нашей банды, понуро встал с места и похлопал меня по плечу.
- Мне жаль парень. - после этого он с силой ударил меня по почкам. Скотина, он же почти что воспитал меня. Я знал что в привычке нашей банды было бить до полусмерти тех, кто осмеливался нас оставить, но никогда не думал, что попаду под раздачу. Да и честно, я никогда раньше не думал об уходе. А наша банда, не смотря на свою миролюбивость со стороны, была самой жестокой и массовой в городе. Сейчас-то от них почти ничего не осталось, странно, прошло всего несколько лет.
У меня не осталось больше дел, которыми я мог бы заниматься, на работу меня не брали даже кассиром в супермаркет, я был совершенно не трудоспосбен и слаб. Единственное, к чему я был пригоден тогда, это курить и трахаться, чем собственно, я тогда и занимался. Мой список любовников, который ограничивался всего двумя людьми, вырос до невероятных размеров, на мой взгляд. Сейчас я насчитываю около двенадцати персон, и это только те, кого я помню. Я не был придирчив к внутреннему миру партнера, все, что меня интересовало- внешность. Меня никто не останавливал. Бывало я шел от одного к другому, в одну ночь, однажды я очнулся в квартире у неизвестного мне человека, обобранный до нитки, и с трудом добравшись до дома, понял, что если не остановлюсь сейчас, не смогу выбраться из этого болота уже никогда. И я не нашел лучшего выхода, как впасть в серую полосу депрессии. Я просиживал целыми днями на скамейке во дворе дома, уставившись в одну точку. Курево мне заменили успокоительные и обесболивающие, которые оставляли чистым разум. Порой, даже слишком чистым. Я был на грани безумия, когда взялся за гитару.
C того самого момента, как я впервые оказался на сцене, моя жизнь преобрела другой, неведомый мне доселе смысл.
Я стал чувствовать, когда людям нравиться моя музыка. Первое время нас слушало два-три полупьяных бомжа, да и играли мы бесплатно, за соленые орешки. Но черт, это чувство. Оно так захватило меня, что я стал работать как проклятый, лишь бы ощущать себя во власти музыки и людей, которые в ней нуждаються. На сцене я был похож на поющее бревно. До поры до времени я был обсолютно безэмоционален. Но со временем все изменилось, я стал общаться с публикой. Это было не сравнимо с тем, что происходит на концертах сейчас, когда я почти прыгаю в толпу, зараженный их экстазом от моей собственной музыки. Это бесчинство лучше всякого курева, действительно лучше.
Я постепенно обрел себя, и сново вернулся к жизни. Но то темное время я предпочитаю отделять от своего теперешнего существования каменной преградой. Я способен, учиться на своих ошибках, и способен принимать прошлое. Любое прошлое, кроме того года. Все, что произошло со мной после того, как я шагнул из вертолета, и до того момента как меня сново обнял Змей, я предпочту назыввать чужой жизнью.
варнинг:
без редакции, опечятки, ошибки, и прочая ересь.
темное время
Я привык думать с тех пор, что моя жизнь делится на три периода.
То что была до прыжка, то, что случилось после того, как я вернулся к Змею, и полтора года межу
этими жизнями. Память с трудом удерживает некоторые моменты этого времени, и всякий раз меня совершенно безнаказанно гложит совесть, хотя этому нет никакой причины. Я был свободен, и был волен делать все, что захочу. От этого ли мне так противно вспоминать то время? Я всегда был заключен в какие-то рамки. Обязательств, работы, отношений. А тут я остался полностью свободен от всего. Меня никто не интересовал, у меня не было работы, я жил на халяву и делал с собой, все, что хочу. Тогда я не был собой.
Первым шагом к саморазрушению стал рецепт, позволяющий мне курить траву в лечебных целях. Меня мучали ужасные мышечные боли, посему первое время я курил действительно по назначению. Но потом количества курева превысило все допустимые нормы. Первый месяц после больницы я пребывал в таком черном угаре, что даже не помню себя лысым. И слава богу. Олли гораздо позже рассказывал мне страшные истории, как я затаскивал домой ужасных с виду пидарасов, устраивая в квартире самые отвратительные вещи, которые только можно представить. Но это же был не я. Я бы никогда не стал делать такого.
Еще он рассказывал, что не смотря на все, это было единственное время, когда я был похож на мужика. Не трудно представить. Оборванец, от которого постоянно пасет куревом, бритый налысо и в черных очках. Не знаю зачем я их тогда носил. Я действительно помню очень мало, но был вечер, который отпечатался в моей памяти гораздо более четко. Я люблю шутить на такие темы, но тогда меня чуть не продали в качестве шлюхи каким-то арабам. Ужасно, я не представляю как меня вытащили. Помню, Лидия устроила мне ужасную трепку, и я немного пришел в себя. Но продолжая курить как дьявол, я решил заявиться к своей банде паркурщиков и официально уйти. Надо было сделать это сразу, ведь на тот момент я был не способен заниматься паркуром.
Меня не узнали.
- Как ты докажешь, что и есть Таймер?- объяснять им очевидное было бесполезно. И хотя они прекрасно знали что я лежал в больнице, чуть не погиб, и меня начисто обрили, в их галазах читалось недоверие.
Я был вынужден скинуть куртку, не смотря на позднюю осень, чтобы продеманстрировать татуировку. Тогда, помню, повисло молчание, и главарь нашей банды, понуро встал с места и похлопал меня по плечу.
- Мне жаль парень. - после этого он с силой ударил меня по почкам. Скотина, он же почти что воспитал меня. Я знал что в привычке нашей банды было бить до полусмерти тех, кто осмеливался нас оставить, но никогда не думал, что попаду под раздачу. Да и честно, я никогда раньше не думал об уходе. А наша банда, не смотря на свою миролюбивость со стороны, была самой жестокой и массовой в городе. Сейчас-то от них почти ничего не осталось, странно, прошло всего несколько лет.
У меня не осталось больше дел, которыми я мог бы заниматься, на работу меня не брали даже кассиром в супермаркет, я был совершенно не трудоспосбен и слаб. Единственное, к чему я был пригоден тогда, это курить и трахаться, чем собственно, я тогда и занимался. Мой список любовников, который ограничивался всего двумя людьми, вырос до невероятных размеров, на мой взгляд. Сейчас я насчитываю около двенадцати персон, и это только те, кого я помню. Я не был придирчив к внутреннему миру партнера, все, что меня интересовало- внешность. Меня никто не останавливал. Бывало я шел от одного к другому, в одну ночь, однажды я очнулся в квартире у неизвестного мне человека, обобранный до нитки, и с трудом добравшись до дома, понял, что если не остановлюсь сейчас, не смогу выбраться из этого болота уже никогда. И я не нашел лучшего выхода, как впасть в серую полосу депрессии. Я просиживал целыми днями на скамейке во дворе дома, уставившись в одну точку. Курево мне заменили успокоительные и обесболивающие, которые оставляли чистым разум. Порой, даже слишком чистым. Я был на грани безумия, когда взялся за гитару.
C того самого момента, как я впервые оказался на сцене, моя жизнь преобрела другой, неведомый мне доселе смысл.
Я стал чувствовать, когда людям нравиться моя музыка. Первое время нас слушало два-три полупьяных бомжа, да и играли мы бесплатно, за соленые орешки. Но черт, это чувство. Оно так захватило меня, что я стал работать как проклятый, лишь бы ощущать себя во власти музыки и людей, которые в ней нуждаються. На сцене я был похож на поющее бревно. До поры до времени я был обсолютно безэмоционален. Но со временем все изменилось, я стал общаться с публикой. Это было не сравнимо с тем, что происходит на концертах сейчас, когда я почти прыгаю в толпу, зараженный их экстазом от моей собственной музыки. Это бесчинство лучше всякого курева, действительно лучше.
Я постепенно обрел себя, и сново вернулся к жизни. Но то темное время я предпочитаю отделять от своего теперешнего существования каменной преградой. Я способен, учиться на своих ошибках, и способен принимать прошлое. Любое прошлое, кроме того года. Все, что произошло со мной после того, как я шагнул из вертолета, и до того момента как меня сново обнял Змей, я предпочту назыввать чужой жизнью.
-
-
23.02.2010 в 20:49-
-
23.02.2010 в 20:57уввввввввввв *подвывает в такт*